Церковь: модернизация в рамках гражданского общества

17 марта Центр исследований гражданского общества и некоммерческого сектора (ГРАНС-центр) ГУ-ВШЭ провел в Высшей школе экономики семинар «Православные церковно-мирянские организации в России как вид НКО: структура и функциональные особенности».

Роль Русской православной церкви (РПЦ) в жизни российского общества становится все более заметной. При этом в стране действуют объединения, созданные по инициативе РПЦ, но не связанные непосредственно с богослужебно-культовой деятельностью, ориентированные на достижение общезначимых социальных, благотворительных, просветительских целей, свойственных для организаций некоммерческого сектора, который составляет основу гражданского общества.

Как действуют эти церковные организации? Каковы круг их интересов, структура, эффективность деятельности, общественно-политический вес? Каковы пути церковно-общественного взаимодействия? На эти и другие вопросы пытались найти ответы участники семинара «Православные церковно-мирянские организации в России как вид НКО: структура и функциональные особенности», проведенного под председательством первого проректора ГУ-ВШЭ, научного руководителя ГРАНС-центра Льва Якобсона.

С докладом на семинаре выступил доцент кафедры истории философии факультета философии ГУ-ВШЭ Борис Кнорре, вот уже в течение десяти лет участвующий в проекте «Энциклопедия современной религиозной жизни России», в рамках которого проводится мониторинг и аналитические исследования религиозной жизни в стране. С одной стороны, сказал Б. Кнорре, мы исследуем централизованные религиозные организации, а с другой стороны — религиозную жизнь на местах. В результате выпущен трехтомный «Атлас современной религиозной жизни России». В рамках проводимых исследований особое внимание уделяется Русской православной церкви как основной и наиболее популярной религиозной организации в России. Это особенно актуально в связи с избранием год назад Патриархом Московским и всея Руси Кирилла, что ознаменовало начало нового периода в развитии РПЦ, уже привело к некоторым изменениям в структуре и тенденциях деятельности как приходов, так и церковных организаций, которые, «не являясь богослужебными, тесно связаны с Церковью и управляются в определенной мере священниками».

«За последние двадцать лет религиозной свободы, — продолжал докладчик, — Русская православная церковь смогла проявить себя не только в качестве института богослужебно-культовой деятельности. Сейчас ситуация беспрецедентна для России. До революции Церковь была свободна в своей деятельности, но всю социальную и организационную деятельность во многом выполняло государство и Церковь являлась, по сути, государственным институтом. В советское время Церковь вообще не могла заниматься ничем, кроме богослужебной деятельности. А в период перестройки и сейчас Церковь получила возможность организовывать попутные виды деятельности, относящиеся к социальному служению, так или иначе нацеленные на общественное благо: с одной стороны, на оказание помощи социально неблагополучным категориям населения, с другой — на служение обществу в целом».

Эти организации в той или иной мере подчиняются РПЦ, над ними, как правило, шефствуют священнослужители, но большинство их сотрудников составляют миряне. В основном работники этих организаций — члены РПЦ, так называемые «практикующие православные», то есть регулярно участвующие в богослужении и старающиеся выполнять церковные предписания. Вот почему эти организации названы общим понятием «церковно-мирянские организации (ЦМО), чтобы отличать их, во-первых, от богослужебно-культовых организаций (церковных приходов), и во-вторых, от монастырских общин, имеющих свою отличную, немирянскую специфику.

Конечно, в приходах миряне тоже в той или иной степени задействованы, но поскольку основная деятельность церковного прихода по характеру немирянская, ключевая роль может принадлежать только священнослужителям, то докладчик предложил рассматривать церковный приход отдельно, как богослужебную, а не мирянскую организацию. Исключение, по его мнению, могут составлять приходы, при которых организованы ощутимые формы социального служения, например, образовательные центры, крупные воскресные школы, скажем, какое-либо периодическое издание, осуществляемое благодаря труду мирян.

В то же время церковные управленческие организации, пусть и под руководством священнослужителей, по сути своей «содержат потенциал мирянского служения». Как бы это ни выходило за рамки сложившейся традиции, мирянин может даже возглавлять церковную управленческую организацию, если это не богослужебная структура. Например, созданный год назад Синодальный информационный отдел РПЦ возглавляет мирянин Владимир Легойда.

Организации небогослужебной деятельности могут разграничиваться по адресатам. Деятельность одних направлена, выражаясь светским языком, «на внутреннего, церковного клиента» и предполагает востребованность в области церковных нужд. Это, скажем, духовные школы, готовящие священнослужителей, иконописные мастерские, где создаются иконы, предназначенные сугубо для церковных нужд. Это также и межцерковная дипломатическая деятельность, направленная на урегулирование отношений между поместными церквями. Но спектр социального служения представлен главным образом организациями, деятельность которых может быть охарактеризована как «внешнецерковная», то есть предполагает востребованность со стороны человека, независимо от того, является он православным верующим или нет.

Борис Кнорре

Б. Кнорре перечислил основные направления деятельности церковно-мирянских организаций. К ним относится управление и координация деятельности церковных структур, осуществляемая главным образом синодальными отделами. Всего в РПЦ насчитывается 27 таких отделов: Синодальный отдел по взаимоотношениями Церкви и общества, отдел религиозного образования РПЦ, Патриарший Совет по культуре, Синодальный отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, Синодальный отдел по тюремному служению и прочие. Сразу несколько синодальных организаций задействованы в проведении церковно-общественных конференций, скажем, Международных рождественских образовательных чтений или Русского народного собора. Цель этих мероприятий заключается, в частности, в том, чтобы «оказывать некоторое влияние на принятие органами государственной власти тех или иных решений, например, с целью лоббировать преподавание основ православной культуры». В Международных рождественских образовательных чтениях принимает участие более 10 тысяч человек. К управленческим и координационно-административным организациям также относятся епархиальные управления (всего на территории России 70 епархиальных управлений, если учитывать, что Московская епархия поделена на городскую и областную часть), которые, однако, с полным правом не могут быть классифицированы как церковно-мирянские организации, так как занимаются организацией богослужебно-культовой деятельности в епархиях. В структуру епархиальных управлений, как правило, входят епархиальные отделы, отвечающие за те или иные виды социального служения. Видимо, правильнее было бы считать, что епархиальные управления имеют двоякий функциональный характер.

В сферу духовного образования входит подготовка кадров священнослужителей, а религиозное образование ориентировано на подготовку и образование мирян в сфере как церковных, так и светских наук. Еще одно направление — это научные исследования в области церковной истории, богословия и церковных дисциплин; экспертиза, перевод, подготовка, составление и издание наиболее значимых церковных текстов; рецензирование и цензурирование публикуемых разными издательствами литературы. Синодальный информационный отдел отвечает за координацию работы со СМИ и информационную политику, важными направлениями является работа с молодежью и решение вопросов в сфере молодежной политики, социальное служение и благотворительность, решение финансово-хозяйственных задач.

С одной стороны в социальной сфере РПЦ удалось достичь определенных успехов, но это, как правило, отдельные успешные проекты: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», объединивший усилия многих российских ученых-гуманитариев, Православный Свято-Тихоновский государственный институт. В плане социальной опеки и работы с социально уязвимыми категориями населения это социальный комплекс в поселке Саракташ (Оренбургская область), социальный центр в Нижнем Новгороде, реабилитационный центр в селе Никольское, а также Свято-Димитриевское сестричество в Москве. Есть и межрегиональные объединения, например, Всероссийское общество православных врачей, которое действует в 43 субъектах РФ, Координационный совет женских благотворительных организаций.

Вообще декларируемые церковными организациями социально-полезные задачи (по которым их и можно отнести к сектору НКО) выглядят весьма привлекательно. Однако между декларациями и действительностью, по словам докладчика, «имеется достаточно большой зазор» и очень часто провозглашенное не соответствует практике. Это видно, в частности, и на примере вопросов религиозного образования. «Я сам, — заметил в связи с этим докладчик, — работал в отделе религиозного образования Московского патриархата. Мы связывали очень большие надежды (это был период 1990-х — начала 2000-х годов) с православными гимназиями. Казалось бы, был энтузиазм, у священников имелись возможности привлечения большого человеческого ресурса, было и желание со стороны педагогов. Но только 14 процентов гимназий смогли обеспечить более или менее сносный уровень образования. Налицо оказался определенный сбой, когда из-за нехватки средств гимназии были вынуждены закрываться, или же продолжать существованию по минимуму». В плачевном положении оказались не только православные гимназии, но и духовные школы, даже — духовная академия, московская духовная семинария. Проблему с финансами не смог решить даже Патриарх Алексий II, выступавший на каждом архиерейском соборе с призывами к епархиям помочь духовным школам. Эта ситуация продемонстрировала «отсутствие солидарности в церковном сообществе и отсутствие понимания общности задач». Налицо оказалось отсутствие координации между епархиями, фрагментарность принципов управления, автономность как общественного, так и организаторского сознания.

Декларативные цели зачастую не соответствуют реальности и в случае организации научно-практических церковно-общественных конференций. Взять те же Международные рождественские чтения с их огромным количеством докладов, выступлений, исследований. Лишь очень малый их процент публикуется, пусть даже и в электронном виде. В РПЦ деятельность церковно-мирянских организаций как отдельный предмет, почти не исследуется.

Предлагая свое видение проблемы, Кнорре сделал попытку раскрыть особенности деловых отношений в церковных организациях, специфику церковного менеджмента, которые, по его мнению, во многом определяются психологией и некоторыми стереотипами поведения православных верующих, чему докладчик недавно посвятил отдельную статью «Что сегодня мешает социальному служению Церкви? О некоторых стереотипах поведения православных верующих» — доступна на сайте «Russian Review» Кестонского института. Дело в том, отметил выступающий, что ведущее положение в церковно-мирянских организациях занимают, как правило, священнослужители и именно они определяют характер работы. Но подбор кадров в организациях проходит по принципу «духовной лояльности».

Принципиальным моментом для сотрудника, работающего в церковной организации, является не просто идейное принятие вероучения Церкви, но и связанность с духовно-пастырскими отношениями с кем-либо из ее священников. То есть, сотрудник церковно-мирянской организации является, как правило, «духовным чадом» священника, работающего в этой организации. Все инструкции, приказы и указания в церковных организациях воспринимаются не как руководство к действию, а как «некая сакраментальная акция, которая обладает иным оттенком, чем инструкция в обычной светской организации». При этом собственно выполнение инструкции и даже требуемая для этого работа не называются просто работой, «а часто — послушанием, что подчеркивает не совсем свободный характер действий человека, который эту работу выполняет». Для церковного лексикона, например, не очень привычно звучит слово «доброволец», ибо оно подразумевает добровольность, свободный характер принимаемых решений, в то время как в церковной системе деловых отношений принципы творческой активности и энтузиазм очень часто редуцируются до неукоснительного исполнительства. И в ЦМО система взаимоотношений между сотрудниками и начальством воспринимается как система «благословений» и «послушаний». Именно в качестве «послушания», то есть действия предполагающего взгляд на руководителя как на транслятора «Божьей воли», чаще всего воспринимается исполнение служебных обязанностей в церковных организациях.

Отношение к труду в ЦМО выражается в формуле «Во славу Божью». Именно она определяет основу трудового процесса, пронизывает церковно-трудовые отношения. А поскольку труд воспринимается как служение, как нечто, направленное на достижение высшей цели, то и сама работа является служением, помощью «благому делу», и к этим трудовым отношениям не очень применимы договорные начала. Положительно, что такая система позволяет привлекать большое число сотрудников и вообще — большой человеческий ресурс. Но с другой стороны, такая система ведет постепенно к злоупотреблениям, тем более, если речь идет о работе, которая требует профессиональной вовлеченности человека на полный рабочий день. Ведь такая работа вряд ли может производиться с полной самоотдачей только «Во славу Божью» и за номинальную оплату. Средняя заработная плата, привел статистику Б. Кнорре, в церковных организациях в Москве составляет 8–9 тысяч рублей в месяц, в регионах эта цифра еще меньше. Во многих организациях вообще ничего не платят, используя труд добровольцев.

Но такая ситуация постепенно меняется к лучшему с приходом Патриарха Кирилла, который уделяет гораздо большее внимание организационным вопросам, чем предыдущий Первоиерарх РПЦ. В некоторых крупных, непосредственно подконтрольных Патриарху, организациях меняются принципы организации труда, вводится иная система оплаты. Но все же «традиция оплаты труда на полублаготворительной основе сохраняется, ситуация меняется очень медленно, так как любая традиция по природе консервативна и инерционна, и ее трудно изменить даже волей Патриарха».

Принципиальным и важным моментом для осознания положения сотрудника церковной организации является наличие своеобразного делового этикета, что находит выражение и в формах общения. Так, сотрудник, обращающийся с письменной просьбой к вышестоящему лицу, заканчивает свое обращение так: «недостойный послушник вашего высокопреподобия», или, к примеру, «нижайший послушник». Пусть сегодня эти формулы воспринимается скорее как условность, но они, тем не менее, несут и «определенный месседж: человек, который ставит такую подпись, признает априори свою несостоятельность, свое несоответствие требованиям». А оказываясь «тотально виновным», «виновным априори», такой человек настраивается не на исправление грехов, а на «амнистию». Но ведь если человек виновен во всем, то он оказывается на самом деле не виновен ни в чем. У «виноватого в целом» исчезают основания для конкретного осознания того, в чем он именно виноват. При этом моветоном в рамках церковной деловой этики считается попытка человека оправдываться...

В итоге совокупность «отрицательных моментов» в организационной системе ЦМО оборачивается большой текучкой кадров. Однако, по словам докладчика, в церковной работе есть и свои «компенсаторные факторы, которые удерживают людей в ЦМО, компенсируют отчасти наличествующий в ЦМО диссонанс». В церковных организациях присутствует ощущение некого покровительства, патерналистская психология. Так как сотрудники, как правило, вовлечены в систему духовно-пасторских отношений, то они тем самым вовлечены и в духовную атмосферу «семьи», где руководитель воспринимается, как «отец», а остальные являются «братьями и сестрами». Устраиваются совместные паломнические поездки, чаепития, благотворительные обеды. В церковных организациях существуют социальные пакеты, особенностью которых является разного рода внутренние бесплатные услуги «по благословению». Иными словами, сотрудник может рассчитывать на какую-то специализированную помощь, в случае необходимости руководитель может «благословить» кого-либо из подчиненных на принципах общинности оказать помощь по починке компьютера, предоставить машину и прочее.

Однако такой «социальный паек», создающий ощущение заботы корпорации, ведет к тому, что у человека вырабатывается определенная иждивенческая позиция. Сотрудники начинают ориентироваться не на заработок своими силами, а на помощь со стороны «более сильного». Человек начинает воспринимать окружающей мир в виде некого «социального донора», который должен компенсировать некую его ущемленность, что ведет к возникновению иждивенческой зависимости. Быть может и в этом кроется, заметил выступающий, разница между декларируемыми целями и реальным положением дел.

Б. Кнорре чуть подробнее остановился на благотворительной деятельности этих организаций. В институте церкви имеется Отдел по церковной благотворительности и социальному служению (ОЦБСС), действует, к примеру, и Епархиальная комиссия по социальному служению Москвы, руководитель которой, протоиерей Аркадий Шатов, недавно назначен руководителем ОЦБСС. В силу того, что каждая епархия — самостоятельная организация, собрать все статистические сведения по России весьма сложно. С 2004 года до момента вступления на престол нового Патриарха всея Руси епархии не присылали отчетов в ОЦБСС. По имеющимся «давнишним данным», в Церкви существует 2253 церковных социально-благотворительных центра. Из них 1577 — это благотворительные столовые, 161 — детские приюты и 183 — богадельни. Но эти цифры сильно устарели. Докладчик также привел информацию, собранную в процессе подготовки «Энциклопедии современной религиозной жизни России». Так, согласно «Атласу современной религиозной жизни России», изданному в трех томах (М., 2005, 2006, 2008), в России имеется 1100 церковно-мирянских организаций.

Подсчет центров социальной помощи сложен еще и тем, что не каждый из них имеет регистрацию. Часто такие центры существуют в виде служб. Например, из материалов, основывающихся на данных епархиальной комиссии по социальному служению Москвы, распространенных перед началом семинара, явствует, что в Москве и Московской области имеются следующие социальные службы Церкви: благотворительные столовые — 25; благотворительные фонды — 3; богадельни — 7; братства — 6; группы милосердия — 66; детские дома — 6; детские лагеря, скаутские организации, организации походов и досуга — 5; курсы патронажных и сестер милосердия — 3; медслужбы — 9; молодежные объединения и центры (военно-спортивные лагеря, досуговые центры) — 15; общественные и некоммерческие организации — 6; патронажные службы — 12; православные библиотеки — 4; православные приюты — 6; пункты сбора и распределения пожертвований — 60; сестричества — 12; службы помощи заключенным — 24; службы помощи семье — 9; училища сестер милосердия — 3; центры реабилитации наркозависимых, алкоголиков, жертв сект и бывших заключенных — 14; юридические службы — 5.

Заместитель научного руководителя ГУ-ВШЭ Лев Любимов

Затем докладчик ответил на многочисленные вопросы. «А не настала ли пора и Церкви, — поинтересовался заместитель научного руководителя ГУ-ВШЭ Лев Любимов, — подумать о собственной модернизации?» «Да, я вполне с этим согласен, — сказал Кнорре. — Это понимает и Патриарх Кирилл. То, что он сейчас делает, свидетельствует о таком понимании. Его идея введения трех ставок в каждом городском приходе — миссионера, катехизатора и социального работника, свидетельствует о том, что Патриарх ставит задачу превращения церкви в социально-полезный институт не только в богослужебном плане, но и в плане социального служения, и в вопросах самоокупаемости. Существует социальная доктрина Русской православной церкви. Принципиально новым для РПЦ является учреждение такого органа, как Межсоборное присутствие — в него вошли комиссии разных синодальных отделов, собирающиеся постоянно и вырабатывающие предложения, на основе которых должны приниматься те или иные решения Архирейским собором. У Патриарха есть отдел по финансам, который должен решать внутрицерковные финансовые проблемы, формируются кое-какие менеджерские идеи. Процесс модернизации церкви идет, быть может, даже быстрее, чем процесс модернизации России в целом. Однако не стоит забывать о том, — оговорился он, — что Церковь — это прежде всего традиция. Да, есть Патриарх, есть много "думающих в новой парадигме людей", но есть и традиция духовно-пасторских отношений. И без опоры на эти традиции невозможно принятие каких-либо стратегических решений».

«В московских епархиях, — задал вопрос Л. Якобсон, — видимо, будут введены уже упомянутые ставки. А есть ли люди, которые могли бы эти места занять и выполнять эффективно эту работу?» «В тех приходах, где священник умеет привлечь молодых прихожан и сам социально ориентирован, такие люди есть. Но не все священники готовы эти ставки выделить (а ставки должны будут выделяться за счет прихода). К тому же, священники не всегда готовы вступать в договорные отношения с теми, кто эти ставки займет», -- ответил Кнорре. «К тому же, пока еще ставки не введены, есть еще только заявление о начале движения в этом направлении», — сделал уточнение «с места» Юрий Белановский, заместитель руководителя Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи Москвы. «Я думаю, — добавил Ю. Белановский, — что приходов, уже готовых к активной социальной деятельности, процентов десять, а тех, кто мог бы потенциально включиться в такого рода работу — не больше двадцати процентов».

«Мы сейчас как раз реализуем проект "Социальные инициативы православного сообщества", — рассказал на встрече Михаил Тарусин (Институт общественного проектирования). — Мы проводим опросы, изучаем деятельность епархий в различных регионах и приходов с точки зрения проводимой ими социальной деятельности. И у нас возник вопрос: "А что называть социальной деятельностью и каков ее объем"? Ведь даже в бедных храмах идет какая-то социальная деятельность, но она никак не формализована. Примерно в 70 процентах случаев мы наблюдаем весьма активную социальную деятельность, причем, достаточно традиционную для прихода. Эта деятельность иногда даже идет вразрез интересам двух бюрократических структур — бюрократии местной исполнительной власти и церковной бюрократии. И еще надо посмотреть, какая из этих бюрократий хуже».

И все же, какова доля людей, вовлеченных в социальную активность? Не тех, кто осуществляет пожертвования, а кто конкретно помогает кому-то, готов что-то сделать для ближнего и делает это? Доля вовлеченных в социальную активность людей в широком понимании равна числу дееспособных людей, которые являются прихожанами тех или иных приходов, особенно в сельской местности, где приходы являются и интеграционной средой, и местами, собирающими и консолидирующими людей, помогая на локальном уровне, по сути, формированию гражданского общества, считает Тарусин. Самая большая организация, куда вовлечено значительное число добровольцев — это служба «Милосердие!», действующая непосредственно при епархиальной комиссии города Москвы по социальному служению. Это своего рода холдинг, в деятельность которого вовлечено порядка 800 волонтеров (хотя сотрудников там всего 36). Их них 80 процентов занимаются проблемами бездомных и реабилитацией «бомжей».

«В развитии современного российского общества деятельность Русской православной церкви занимает одно из центральных мест, — сказал М. Тарусин при обсуждении доклада. — РПЦ на сегодня — это, по опросам общественного мнения, наиболее уважаемый в России социальный институт, которому люди доверяют наиболее всего. За исключением института президента страны. Но если институт президента уровнем доверия обязан конкретному человеку, то в случае с РПЦ доверие выражается именно институту. Церковь сегодня явно начинает меняться и выходит за пределы "церковной ограды". И Церковь может внести колоссальный вклад в развитие гражданского общества именно потому, что за ней стоит традиция активного общественного участия в самых различных вопросах социальной жизни. Конечно, и по отношению к Церкви есть много вопросов. Например, насколько Церковь, как таковая, может быть транспарентной? Ведь в Церкви очень многое значит субординация. И церковная бюрократия — по своей заскорузлости не уступает нашей светской. Есть ведь примеры, когда две епархии мешают друг другу в осуществлении социальной деятельности, потому что священники не могут договориться между собой».

Свое мнение высказали также Владимир Балакирев, представитель компании «Процесс консалтинг», Владимир Якимец, главный научный сотрудник Института системного анализа РАН.

Первый проректор ГУ-ВШЭ Лев Якобсон

Итоги дискуссии подвел Л. Якобсон. «Церковь, — сказал, в частности, он, — является очень важной реалией современной России. Но мы весьма мало знаем о ней: как она устроена, чем она занимается, каковы ее планы. Однако, занимаясь проблематикой гражданского общества, обходить стороной эту часть нашей реальности было бы крайне странно. Мы часто говорим, что ключевой проблемой гражданского общества является доверие. Люди хотели бы быть волонтерами, но не знают, куда им обратиться, люди желали бы заниматься общественно полезной деятельностью, но не уверены, что их порыв найдет адекватный отклик. И, пожалуй, единственная структура, которая в этом смысле самому обычному человеку по всей стране, а не только в мегаполисах, предлагает какие-то каналы — пусть и не совсем совершенные, это Русская православная церковь. Я другой такой организации просто не вижу. Церковь жива, она обращена к людям, предлагает им каналы активности. Вот почему так важно изучение поднятой темы, проведение непредвзятых исследований».

Николай Вуколов, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ
Фото Ивана Морякова